Имя телеута Михаила
Васильевича Чевалкова (Чебелькова) -
основоположника алтайского литературного языка, просветителя, миссионера
- мало известно не только русскоязычному
кузбасскому читателю, но и аборигенам Кемеровской области. Тяжелая длань
культа личности наложила табу и на определенные периоды дореволюционной
истории Сибири, из-за чего поневоле складывалось впечатление, что в
нашей дооктябрьской сибирской культуре не было ничего путного.
Михаил Чевалков родился
в 1817 году в селе Карасук под Бийском. Через семь лет отец его переехал
в только что основанное селение Улалу, которое после революции стало
городом Ойрот-Турой (Горно-Алтайском) - столицей
Горно-Алтайской автономной области. В далекие тридцатые годы прошлого
века в Улале насчитывалось всего четыре двора. Через пару лет в этот аул
переселилась первая русская семья - мещанка
Канынина с детьми. Маленький Михаил подружился с ее старшим сыном Яковом
и у него выучился русскому языку.
Недолгим было детство
старшего сына Василия Чевалкова: ему исполнилось 13 лет, когда умерла
мать. Крестьянское хозяйство требовало неустанного труда, и, чтобы
заиметь в доме еще пару рабочих рук, отец женил своего сына Михаила.
К тому времени в Улале
начала свою деятельность Алтайская духовная миссия,
целью которой было обращение "инородцев"
в православие. Миссионеры издавали буквари и религиозную литературу на
разработанной ими алтайской азбуке, строили начальные школы, основным
предметом в которых был закон божий. Тем не менее русская вера
внедрялась с трудом. Миссионеры наиболее упорствующих в
"идолопоклонстве" высылали туда, где почти
все аборигены придерживались шаманизма. Среди непреклонных оказался и
Василий Чевалков, который, чтобы не крестить своего сына Михаила,
отправил его вместе с семьей и сватом в Бачатскую волость.
Но там случилось то,
чего боялся отец: во время одного из богослужений в церкви св. Николая,
что была в 10 верстах от деревни Шанды (ныне Гурьевский район), Михаил
бесповоротно решил перейти в христианство.
Когда осенью к Михаилу
приехал отец, сын убедил его, свою жену и тестя принять русскую веру, и
Чевалковы в Улалу вернулись уже крещеными.
Младший сын В. Чевалкова,
Андриан, той же осенью пошел в миссионерскую школу, и Михаил, тайком от
отца, по букварю брата выучил алтайский алфавит. Сметливого молодого
телеута приметил один из основателей миссии, Макарий Глухарев. Он
привлек Михаила к переводу церковных книг. Так М. Чевалков стал толмачом,
принял церковный сан и постепенно стал одним из активнейших
аборигенов-миссионеров. Первая переведенная им книга называлась
"Житие св. Иосифа".
Но жизнь Михаила от
этого легче не стала - за толмачество платили
скудно. К тому же отец, озлившись за то, что сын днями пропадал у М.
Глухарева, выгнал его из дома. Пришлось Михаилу жить какое-то время с
семьей в амбаре свояка, пока миссия не купила ему дом, лошадь и дала
денег на обзаведение. Позже по-даренный дом снесло наводнением, и миссия
купила ему еще одну избу. Семья Чевалкова жила скромно: в год жалованье
выдавали по 40 рублей серебром. Через несколько лет добавили еще 2,5
рубля.
Рамки деятельности на церковном поприще были тесны для молодого
священника: он стал собирать фольклор своего народа, переводил на
телеутский язык басни И. А. Крылова, писал и свои стихи-притчи. Сюжеты
его басен были таковы: "Пахарь и Охотник"
- о пользе хлебопашества, "Водка
и Чай" - о вреде пьянства,
насаждаемого царской администрацией среди коренных жителей,
"Звери Алтая" - о засилье
богачей-баев, вождей-зайсанов, албанчи -
сборщиков налогов и судей - темичи...
Чевалков стал знаменитым:
его знали сибирские просветители Г. И. Потанин, Н. М. Ядринцев, Н. И.
Ананин, профессора Казанского университета Н. И. Ильминский и А.
Казамбек.
В 1860 году у него
гостил преподаватель Барнаульского горного училища Василий Васильевич (Фридрих-Вильгельм)
Радлов (1837-1918) -
выпускник Берлинского университета, будущий первый российский
академик-тюрколог, посвятивший свой талант служению России, нашедший
вечный покой в русской земле.
Радлов прожил у
Чевалкова целых три месяца, он был в восторге от знаний и ума
миссионера-телеута, попросил его написать свою биографию. Осенью или
зимой того же года, когда не надо было ездить с проповедями по
отдаленным аулам, Чевалков решился выполнить Просьбу великого немца. И
под пером Михаила родилось чудо: первая повесть на телеутском языке
- "Моя жизнь"
(в оригинале - "Жизнь
Чевалкова" или "Житие
Чевалкова"). В ней излагалось не житие
какого-либо страстотерпца или пророка, о чем до сих пор обычно
повествовали церковные книги, переводимые миссией. В ней описывалась
жизнь обыкновенного сорокалетнего "инородца",
который "выси небесной не узнал, шири земной не
измерил". Когда в 1866 году Радлов издавал в
Петербурге первый том своих "Образцов народной
литературы тюркских племен", он поместил туда и
материалы, собранные или написанные Чевалковым, не преминув упомянуть в
предисловии: "Доставлением текстов пословиц,
биографии Чевалкова, некоторых из легенд, переводов с русского басен и
части песен импровизированных обязан я Чевалкову".
"Моя жизнь"
с приложенными к ней баснями, неоднократно издавалась на Горном Алтае.
Эту книгу и поныне читает с упоением его коренное население. К сожалению,
до сих пор нет ее русского перевода.
В 1869 году Казанский
университет выпустил знаменитую "Грамматику
алтайского языка". Таким образом, в основу
литературного алтайского языка был окончательно положен телеутский
диалект, на котором преподавал и писал М. В. Чевалков. Эта диалектная
база обслуживала алтайский язык до 1922 года.
А впереди были еще 30
лет жизни. Чевалков с достоинством прожил эти годы: он не только
распространял православие в южных уездах Томской губернии. Он также
придумал плуг для вспахивания горных склонов (земли в долинах захватили
богачи), построил водяную мельницу, в совершенстве познал плотницкое,
кузнечное и кожевенное ремесла, занимался торговлей (одним толмачеством
прожить было трудно), бесплатно прививал беднякам оспу, обучал грамоте,
помогал бороться с предрассудками.
Прославился и его
младший брат Андриан, также миссионер. Он занимался врачеванием, освоил,
подобно брату, много ремесел, увлекался музыкой. Но талант таких людей
не мог найти должного применения. Тогдашний глава Алтайской миссии
Макарий Невский, позднее прославившийся черносотенными погромами в
Томске, пекся больше 0 прирастании числа обращенных в православие, чем
приобщением "инородцев" к
культуре или получением ими светского образования. Не зря Н. М. Ядринцев
с глубокой горечью писал в конце прошлого века: "Из
алтайцев и телеутов мы не знаем ни одного, достигшего даже уездного
училища, нет ни одного образованного телеута, хотя многие из них
совершенно обруселые." Деятельность миссии не
способствовала рождению сибирских Ломоносовых...
Всю свою жизнь, памятуя
о родине своих предков, М. В. Чевалков называл себя "пайатом",
то есть бачатским телеутом, и посвятил себя просвещению
"белых телеутов" -
народа, черного плотью, носящего кожаные ремни и платящего
"черный ясак", а также
алтайцев и шорцев.
Михаил Васильевич
Чевалков скончался 23 августа 1901 года в селе Онгудай (Горный Алтай) и
был погребен благодарными прихожанами во дворе местной церкви.
Но свет его
просветительства не угас. Развитие заложенных им основ литературного
языка продолжили первые алтайские советские писатели А. Чевалков, М. В.
Мундус-Эдоков и П. А. Чагат-Строев. Ныне же имена горно-алтайских
литераторов известны и за рубежом.
К своей статье я
прилагаю два отрывка из "Моей жизни".
В первом излагается краткая история телеутов в том виде, как ее
рассказывали писателю старики-соплеменники. В этом сказании число
подданных хана Тёрбёт-Ойрота сильно преувеличено, это обычная
фольклорная гипербола, известная и русским летописям. Второй отрывок
посвящен миссионерской деятельности просветителя на юге нынешнего
Кузбасса. Читатель заметит, что "русская вера"
превосходно уживалась с шаманизмом. Из записок других миссионеров
известно, что аборигены южных уездов Томской губернии при этом
простодушно говаривали: "Русский бог
- высоко, а Ульгень (бог подземного царства -
А. Ш.) и Эрлик (бог небес - А. Ш.)
- близко, а шаманы - слуги
Эрлика." Кроме того, коренным жителям был
совершенно непонятен суровый триединый христианский бог, и они отдавали
предпочтение более человечному и душевному св. Николаю, а св. Илью
связывали со своим богом Эрликом. При этом св. Николай стал как бы
покровителем и домашним богом охотников: перед выходом на промысел иконе
этого святого приносили символические жертвы, при удачной охоте икону
благодарили, а при неудаче - наказывали,
переворачивая образ вниз головой, или даже выбрасывая его во двор. Если
священник обнаруживал такое святотатство, то "инородческая"
семья нещадно штрафовалась.
Александр Шишигин |
